С.В. Чебанов. Пятитомник. Том 3

С.В. Чебанов. Пятитомник. Том 3

(опубликовано на сайте Folio Verso)

Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах

Общественные науки и современность. 1998. № 5. С. 75—89.
С изменениями данный текст публиковался также в журналах «Новая Юность» № 30 и «Восток»
(1998. № 5. С. 5—19).

Системы ценностей в разных странах неодинаковы. То, что поощряется в одной стране, порицается в другой, и наоборот. Почему, например, у нас почти нет "вестернов" по мотивам собственной истории (их можно было бы назвать "истернами")? Как американцы, так и русские сравнительно недавно еще боролись за новые территории. Бросок через тысячи километров угрюмой сибирской тайги был не менее тяжел, чем "героический" переход через Аппалачи. Буйный "ковбойский" нрав Дикого Запада не был чужд и нашим окраинам. Почему же мы, в отличие от американцев, не восхищаемся героями нашего Дикого Востока? Почему оказались столь различными роли, отведенные процессу колонизации в русской и американской культурах? Ответ на эти вопросы можно получить, обратившись к истокам формирования национальных традиций.

"Сны и сновидения"

Реальность не всегда совпадает с тем, что о ней думают. Реальность существует по объективным законам, а ее образ чаще всего является порождением других образов (убеждений, заблуждений, традиций, утопий) того общества, где он родился. Образ реальности – общественный миф.

Изучение реальности необходимо для познания общих, объективных законов. Изучение мифа также необходимо – но для для изучения конкретного общества (общества той или иной страны, территории, эпохи). Дело в том, что характеризовать общество "само по себе" очень трудно – еще труднее оценить честность и непредвзятость такой работы. Сравнение мифов, бытующих в разных обществах в отношении конкретных вещей и явлений, позволяет характеризовать общество на основе определенного набора признаков. Такая параметризация делает описание более объективным.

Параметров для описания общества можно привести множество. Различные исследователи сравнивают общества разных стран и эпох по отношению к женщине, богатству, справедливости, славе, собственности – всего не перечесть.

Процесс заселения новой территории – одна из таких "лакмусовых бумажек", расцвечивающихся особенно красочно при погружении в атмосферу русского и американского обществ.

Осваиваемая окраина – вполне типичное явление, имевшее место в разные века и в разных странах. Там, где имело место постепенное расширение территории, в составе страны появлялся этот легко узнаваемый регион порубежья. Его связи с другими регионами страны, состав населения, особый местный дух – все это повторялось из раза в раз. Порубежья типологически похожи друг на друга, как похожи друг на друга многомиллионные мировые столицы – шумные и многоязычные; и похожи провинциальные городки – тихие и консервативные. Так же похожи друг на друга регионы, которые образно называют "воротами страны" (обычно это портовый город с его характерной "одесской" атмосферой), пограничные регионы (уже чуть-чуть "не свои", с другим говором, с частыми контактами с "зарубежом") и т.д.

Типологическая похожесть, однако, не обеспечивает сходным элементам территориальной структуры (центр, периферия, порубежье и т.д.) одинакового места в иерархии общественных ценностей разных стран (их по-разному воспринимают). Небольшие деревеньки различных стран типологически похожи – но в одной стране эти деревеньки будут лелеять как национальную особенность, в других – укрупнять...

Так же обстоит дело и с освоением территории. В США порубежье представляется как место свершения подвигов национальных героев, а зачастую и как олицетворение Америки. Это романтизированная экзотика индейских атак и погонь по бескрайним прериям. Прославленная Куперовскими романами зона обитания отважных бледнолицых охотников и хитрых индеанок. Суровый край, где "Хороший индеец – мертвый индеец", а "Боливару не снести двоих". Дикий Запад, где буйствуют в салунах герои вестернов. И именно силуэт ковбоя в характерной шляпе и прочая подобная атрибутика во всем мире служат рекламе американской продукции.

В трудах американских историков такая зона (ее принято назвать фронтиром – от английского "frontier", буквально означающего "рубеж, граница") почтительно представляется как "воспитатель" нации.

В отечественной культуре героической стороне освоения Сибири, в сравнении с культурой американского Запада, уделено существенно более скромное место. Напротив, зачастую на первый план выходит мрачный образ Сибири-каторги. Вместо гордости за продвижение – скорее недоумение:

А птицы все – на Юг,

И люди все – на Юг,

И только мы лишь – на Восток.

(А. М. Городницкий).

В научных кругах все чаще слышны голоса, осуждающие расширение территории России: дескать, распылялись силы, отвлекалось внимание от и без того слаборазвитого центра страны.

На самом деле, российское порубежье вполне походило на американский Запад. Различия в отношении к ним свидетельствуют о различии в общественных устоях США и России.

Фронтир как он есть

Где это?

В строгом смысле фронтир – это зона освоения; точнее – территория, социальные и экономические условия которой определяются идущим на ней процессом освоения. Американский историк Ф.Дж. Тернер, введший в науку само понятие фронтира, называл его "мигрирующей географической зоной", в которой "цивилизация входит в дикость" [27].

В США подобную зону освоения часто воспринимают как линию, поскольку освоение территории не слишком задержалась по сравнению с первопроходцами, а приход "цивилизованного общества" – по сравнению с началом освоения. Фронтир определяли, например, как границу между проданной и пока ничейной землей, границу резерваций, все более сжимающуюся, наконец, границу между самыми западными штатами и самыми восточными территориями ("territory" – это название административной единицы особого статуса; чтобы получить статус штата та или иная территория должна была иметь определенную численность населения). Термин "фронтир" даже официально применялся для обозначения изолинии, ограничивающей территорию с плотностью населения менее 2 человек на одну квадратную милю.

Исходя из этой традиции многие ищут линейный фронтир в России, и говоря о российском фронтире, в лучшем случае, ограничиваются рассмотрением продвижения на юг засечных черт в Черноземье и Западной Сибири. В худшем случае само существование в России фронтира как передней границы колонизации нередко ставится под сомнение. Аргументы таковы: "Россия за полвека распространила свое влияние на всю обширные земли за Уралом. В 1581[1] г. Ермак отправился в Сибирь, а уже в 1639 г. отважные казаки вышли к Тихому океану..." Здесь многие "искатели" фронтира становятся в тупик и рассуждают об отсутствии фронтира как отличительной черте восточной составляющей русской колонизации.

Однако выход к океану еще ничего не означал: для сравнения напомним, что отнюдь не достижение Тихого океана американской экспедицией Льюиса и Кларка в 1805 году ознаменовало собой окончание заселения этой страны.

Фронтир – зона особых социальных условий, а не граница территории, находящейся под юрисдикцией государства и уж тем более не граница территории, открытой его жителями (несмотря на этимологию происхождения самого термина и квази-линейность этой зоны в США). Такие зоны в России легко выделяются: современный Центральный район (Залесская Русь) осваивался русскими в XIXIV вв., так называемый Русский Север – в XV—XVII вв., современный Черноземный Центр – в XVI—XVII вв., Дон и Северный Кавказ – в XVII—начале XIX в., Урал и Сибирь – в XVIIXVIII вв. и Дальний Восток – во второй половине XIX—начале XX в. (по периодизации Д.Н. Замятина) [4]. Каждую из этих порций, пусть и чрезвычайно обширную, в соответствующее время можно было считать зоной фронтира, или по-русски, порубежья.

Люди фронтира

На краю обжитой территории в обеих странах оказывались люди сходной закваски: волей чрезвычайных обстоятельств, из-за неумеренных амбиций или просто непоседливого характера "вытолкнутые" из традиционного общества своей страны. Это отчаявшиеся бедняки, вроде хронически страдавших от неурожаев ирландцев или обитателей лондонского "дна", и решившиеся на поиски заветного вольного Беловодья русские малоземельные крестьяне. Западноевропейские религиозные сектанты и русские раскольники. Разношерстные ссыльные[2]. Лишенная наследства часть английского дворянства и гордое казачество. Предприимчивые дельцы и просто авантюристы. Степенных благопристойных граждан туманные окраины не манили – ни в Америке, ни в России.

Не удивительно, что схожей оказалась и атмосфера, царившая в разные века на осваиваемых окраинах России и США. Это сходство не раз отмечали попадавшие в Сибирь наблюдатели, знакомые с американской культурой, от декабристов до Чехова: "Я не иначе смотрю на Сибирь как на Американские Штаты," (И.И. Пущин)[12, стр. 215]; "Жизнь тут кипит такая, о какой Европа и понятия не имеет. Она ... напоминает мне рассказы из американской жизни" (А.П. Чехов) [15, стр. 234]. Образно эту атмосферу можно нарисовать как Дикий Запад с его по любому поводу хватающимися за "кольт" обитателями и Дикое Поле, куда выходили "погулять" русские богатыри. Позднее это казачья вольница и, наконец, Север, полный скитающимися в целях "заколачивания" рублей темными личностями, -- короче, территория, где живут крутые ребята.

Можно назвать с десяток конкретных отличительных черт "духа" дальней государственной окраины. Приведем их в сопровождении наиболее ярких характеристик, данных современниками или более поздними исследователями: слева – американскими о США, справа – русскими о России.

Разумеется, можно найти немало примеров, характеризующие того или иного обитателя или даже ту или иную группу, общину обитателей фронтира совершенно иным образом, нежели они представлены на данном "портрете". Нижеследующее описание составлено из наиболее характерных, часто упоминаемых черт порубежья, его своего рода "собирательным образом".

 

Пожалуй, самая заметная особенность порубежья, отличающая его от остальной территории страны – свобода. Свобода от устоев и традиций (общество состоит в большинстве из приезжих, еще не устоялось – нет и устоев), от классовых или сословных условностей, а при желании – и от своего прошлого. Свобода от каких бы то ни было государственных, общественных, правоохранительных органов[3]. Свобода для всех: жителям порубежья приходилось уважать свободу друг друга, поэтому в порубежье царила стихийная демократия. Свобода позволяла легко воспринимать новое (как в общественных отношениях, так и в быту), так как с переездом в порубежье был поломан и традиционный образ жизни.

 


Их верность демократическим институтам, вера в равенство, ... стремление к эксперименту и предпочтение нового старому отличает народ Соединенных Штатов как единственный в своем роде.

Р.А. Биллингтон. "Наследие американского фронтира" [25]

Следует отметить способность сибиряка к быстрому восприятию новых культурных черт; всякая новизна, раз она пришлась по сердцу, жадно воспринимается и проходит в массу. Этому много способствует отсутствие в характере сибиряка той забитости, которая неблагоприятно отражается на крестьянах многих частей Европейской России... Свобода в пользовании различными благами укоренила в нем известное миросозерцание о присущем ему неотъемлемом праве на жизнь и распоряжение известными благами, -- наклонность к простору, воле и равенству.

Россия. Полное геогарфическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русского человека. [16]

Уникальное свойство – обладание свободой – многими жителями порубежья ощущалось и ценилось. В их собственных глазах свобода делала их "привилегированным классом".

Нет более заметной отличительной черты жизни в новых Штатах в Америке, чем общая уверенность их жителей в собственной исключительности, и их самоуважение за это.

Э. Годкин. "Проблемы демократии" [цит. по: 23, стр. 15]

 

Стоит только взглянуть на сытую, коренастую фигуру сибиряка и на его самоуверенный вид, чтобы убедиться, что он не был ни под каким гнетом, не испытывал нужды и чувствует себя равноправным с остальным "привелигерованным" сибирским населением.

Россия... [16]

При случае, в порубежье не боялись подняться за свою свободу с оружием в руках.

Вера в прогресс – важнейшее свойство, которое англо-американские фронтирмены время от времени демонстрировали своим мятежным духом, который давал себя знать как только их самостоятельность (freedom of self-advancement) оказывались под угрозой. Восстания стали возникать уже в начале XVII в., когда первые переселенцы из Англии осознали, что Новый Свет требует новых порядков.

Р.А. Биллингтон. "Наследие американского фронтира" [25] .

 

Главные народные войны зажигаются не в самых задавленных, угнетенных краях, таких, скажем, как Черноземный центр, Среднее Поволжье, нет, они возникают в зонах относительно свободных, и уж потом с казачьих мест пожар переносится в мужицкие, закрепощенные губернии. Оказывается, для того, чтобы восстать, чтобы начать, уже нужна известная свобода, которой не хватает помещичьему рабу..."

Н.Я. Эйдельман. "17 сентября 1773 г." [22]

Привычка к свободе, самоуважение сочетается в жителях порубежья с сильнейшим индивидуализмом.

... Мы не утверждаем, что это [жизнь в условиях фронтира] воспитало самодостаточность – куда там; но это воспитало индивидуализм... Они нашли, что могут своим умом решить любую возникающую проблему.

Э. Годкин. "Проблемы демократии" [цит. по: 23, стр. 14]

Борьба с суровой природой отразилась в нем не одним одичанием и огрублением, а воспитала отвагу, ... привычку действовать в одиночку и самоуверенность.

Россия... [16]

Развитие этого качества, на первый взгляд, кажется странным. Суровые условия существования в диком краю требуют, наоборот, объединения усилий – например, при совершении дальних переходов, при борьбе с неприятелем, при раскорчевке леса и т.д. Исторические документы свидетельствуют, что и в американском, и в российском порубежье мало кто действовал в одиночку. "Фронтирмены" проявляли завидное умение при необходимости объединяться во временные коллективы (ассоциации, клубы, отряды, ватаги, банды), оставаясь при этом, что называется, "себе на уме".

В подобной индивидуалистской среде падала роль каких бы то ни было общественных норм и рамок. Во многих случаях слабела и роль религии. Даже если на фронтире оказывались религиозные фанатики, менялись в сторону упрощения их обряды и институты.

 

Набожности прихожан хватало, чтобы пройти до церкви пять или шесть миль; на преодоление больших расстояний – в десять или пятнадцать миль – требовалась более пылкая вера. ... Обширность пространства совершила в Виргинии то, на что в Англии потребовались десятилетия теологических споров. ... Виргинцы неосознанно "очищали" англиканскую церковь от присущих ей иерархичности и чрезмерного внимания к обрядам... но пространство не только "очищало" религию, оно во многом охлаждало ее пыл.

РА. Биллингтон. "Наследие американского фронтира" [25].

Легкости и грубости нравов много содействовала утрата сибиряком религиозности – этой коренной черты русского народа. Живя раскиданными на огромном расстоянии деревнями в 50—80 и даже 100 верстах от церкви, сибирский крестьянин поневоле бывал в ней очень редко, часто раз в жизни, когда приходилось венчаться. Лишившись в храме могучего возбудителя религиозной настроенности, сибиряк постепенно отвыкал от него и отвык наконец от церкви до такой степени, что потерял желание идти в нее, когда она находилась уже не так далеко от его жилья.

Россия... [16]

Естественно, снижались требования морали. Порубежья обеих стран прославились распущенностью нравов и, как сказали бы современные социологи, "тяжелой криминогенной обстановкой".

Нехватка женщин приводила к понижению уровня половой морали и, безусловно, способствовала огрублению нравов...

Некоторые рассматривали головорезов как просто участников распространенных в древности судебных поединков, но на современный американский лад.

Д. Бурстин. "Американцы: национальный опыт" и "Американцы: демократический опыт" [1]

 

Убийца, вор и обольститель внесли пренебрежение ко всякой нравственности, и самые ужасные по жестокости преступления в глухих местах Сибири не производят сильного впечатления...

При ведении хозяйства в обширных размерах сибиряки дорожили каждым членом семьи и предпочитали лучше мириться с не совсем безукоризненным поведением взрослых дочерей, чем отпускать их из своего дома замуж.

Россия... [16]

У жителей порубежья возобладал чисто материалистический взгляд на вещи. Развилось неуважительно-ироничное отношение к окружающему, "пересмеивание".

Мы – совершеннейшие материалисты, увлеченные погоней за Всемогущим Долларом, слепые к культурным ценностям.

Р.А. Биллингтон. "Наследие американского фронтира" [25]

Американский юмор и американские народные герои родились вместе. Первыми народными героями стали комические герои... Комическое и героическое смешалось и соединилось между собой в новаторских американских пропорциях.

Д. Бурстин. "Американцы: национальный опыт" [1]

Ум его [сибиряка] гораздо менее развит и гибок, чем у какого-нибудь нижегородца или ярославца, зато он гораздо более преобладает над чувством... Холодно-рассудочная, практическая рассчетливость сибиряков и преобладающая наклонность к материалистческому взгляду на вещи проявляется и в языке... Как придаток к сухо-рассудочному насторению, у сибиряка является наклонность к пересмеиванию... Сибиряки забыли не только вынесенную из России, но и собственную историю; войны, государственная жизнь не возбуждали здесь патриотизма... Заметна и утрата поэтической мечтательности вообще. Россия... [16].

Целью жизни для многих обитателей порубежья было обогащение.

Тяга к богатству – одна из постоянных сил человеческого общества, и если она проявляется здесь с большей силой, чем в Европе, то это... потому, что ее проявление встречает здесь меньше препятствий.

Э. Годкин. "Проблемы демократии" [цит. по: 23, стр. 15].

 

К сожалению, главным стимулом предприимчивости торгового и промышленного населения была жадность к легкой наживе. Развитие своекорыстных интересов и узко эгоистических мотивов составляет одну из главных темных сторон в характере жителей Сибири.

Россия... [16]


Фронтир и страна

Жаждущие легкой наживы не случайно попадали на фронтир. С одной стороны, эту легкость обеспечивало все то же отсутствие должного государственного и какого-либо иного контроля. Даже стоявшие на государственной службе сплошь и рядом "богатели многим богатством, а государю приносили от того многого своего богатства мало", иначе говоря, бесстыдно обворовывали казну (цитата касается сибирских сборщиков ясака [9, стр. 33]). Обман, грабеж, в более цивилизованном варианте – финансовая авантюра, взятка – неотъемлемые спутники фронтира.

С другой стороны, огромные территории оставались зачастую незаселенными до открытия их богатейших ресурсов. Не просто облегченные условия для махинаций и разбоя, но и реальные природные богатства в большинстве случаев нужны были территории, чтобы стать кипучим порубежьем. Богатство территории фронтира тем или иным ресурсом, как правило, определяет его роль в экономике страны. Это роль колонии: поставщика ресурсов и потребителя продукции промышленности более развитых территорий.

Европейская Россия представляла компактную симметрично организованную сферу, в состав которой Сибирь не включалась. Сибирь входила в общение с этой округленной сферой только по одному направлению – с востока на запад (и обратно с запада на восток). Самый обмен товаров у Сибири с Россией не отличался тем равноправием, которое ... замечалось в обмене между областями внутри европейской России; из России на восток везлись фабрикаты, на запад из Сибири только сырье. В составе обмена уже скрывалась мысль о противоположности, о контрасте [13, стр. 88].

Считается, что богатые сырьем окраины стимулировали развитие экономики "вширь", то есть экстенсивным путем (до сих пор отличающим хозяйство обеих стран: США и России, от европейского).

Американские окраины поставляли сначала табак (в XVII веке служивший одним из столпов экономики страны), потом хлопок, зерно, золото и серебро, наконец, в конце прошлого века, мясо.

Важнейшим ресурсом российской окраины первоначально были меха – валюта прошлых веков. В середине XVII в., по разным оценкам, от одной тринадцатой до трети государственных доходов составлял доход от сбора сибирской пушнины. К началу XIX в. заготовка мехов потеряли свое былое экономическое значение (из-за изменения конъюнктуры мирового рынка, моды, а также уменьшения численности пушных зверей в результате охоты).

В это время Сибирь стала поставщиком различных руд, в том числе серебра (добывавшегося с начала XVIII в., главным образом, на Алтае) и золота. В наши дни, как и в пресловутые годы застоя, экономику страны продолжают кормить сибирские нефте- и газодоллары, выручаемые за продажу "черного" (нефть) и "голубого" (природный газ) "золота" Сибири.

Что в основе?

Здесь можно было бы дать определение фронтира как территории, исключительно богатой каким-либо ресурсом, и потому полной всяким "алчущим добычи сбродом". Эдакая "речка Вача" Высоцкого: "Я на Вачу еду плача, возвращаюсь – хохоча". Именно так иногда и делается (например, Р.А. Биллингтон определяет фронтир как "географический регион ..., где низкая плотность населения и обычно богатые и слабо разработанные природные ресурсы обеспечивают исключительную возможность для улучшения социального и экономического статуса мелких собственников [25, стр. 25]). Однако это не совсем так.

Обратимся к еще одному аспекту взаимоотношений порубежья и остальной части страны – хотя и более спорному, чем вышеназванные. Ряд исследователей считает, что окраины "оттягивали на себя" массы недовольных. В американском случае – как принято считать – наличие осваиваемых окраин тормозило развитие рабочего движения, увлекая обездоленных в погоню за призрачной мечтой "за горизонтом". В России также вместо открытого бунта всегда была возможность "утечь" куда-нибудь подальше от притеснителя. Как писал А.И. Герцен, "Если б Россия не была так пространна... то без преувеличения можно сказать, что в России нельзя бы было жить ни одному человеку, понимающему сколько-нибудь свое достоинство". [2, стр. 9].

Фронтир, порубежье представлялись землей обетованной, землей надежды. Как правило, это была надежда на улучшение экономических условий, но нередко – и надежда на обретение свободы (физической или духовной, как в случае со старообрядцами, пуританами и представителями других религиозных течений, многочисленных на фронтирах); надежда начать новую жизнь. При этом реальные условия фронтира в расчет не брались – о них просто не было известно. По словам одного из американских писателей Дж.Р. Стюарта, "дух романтизма опередил пироги Льюиса и Кларка, которые первыми пересекли мутные воды Миссури... Благодаря Ж.-Ж. Руссо наши поэты и романисты стали взирать на Запад, как на дикие, но прекрасные просторы, где человеку дышится свободно" [6, т.2, стр. 327-328].

Так мы подошли к основному "родовому признаку" фронтира – его неопределенности, неустоялости, неустойчивости. Пожалуй, это и стоит принять за основу, на которой формируется вышеописанная среда фронтира. В ней – истоки всех перечисленных социально-экономических явлений. Фронтир манил своих будущих обитателей, поскольку не был известен, и каждый мог возлагать на новые земли свои любые самые смелые надежды. Как заметил известный исследователь американского характера Д. Бурстин, "Если бы Америка не оставалась 'таинственным континентом' в течение почти всего первого века своего национального существования, то едва бы американцы смогли стать столь жизнеспособными и энергичными. Америка питала такое обилие надежд, поскольку являлась притягательным объектом для иллюзий" [1, т.2., стр. 285].

Конечно, фронтир – комплексное, многогранное явление, и ему можно было бы дать развернутую "многоэтажную" характеристику, где были бы упомянуты многочисленные экономические, социальные и политические аспекты. Однако мы считаем более предпочтительным комплексный подход к проблеме, а именно, поиск ответа на вопрос: "Почему здесь так?" Наиболее подходящий, на наш взгляд, ответ уже назван: "Здесь – неустойчивость[4]". Осмелимся отсюда вывести следующее определения фронтира: это зона неустойчивого равновесия.

Попытки организовать, упорядочить фронтир, поставить его под контроль, как правило, оканчивались крахом. В США, например, провалилась попытка организовать на границе Пенсильвании цепь поселений "воинственных фермеров", которые в обмен на налоговые льготы обязались бы охранять внутренние территории от индейцев (т.е. создать своеобразный аналог казачества). "Воинственные фермеры", однако, не пожелали охранять кого-либо кроме самих себя. Но не только в США, но и в "задавленной", как принято считать, самодержавным гнетом России "фронтирмены" безнаказанно позволяли себе неслыханные дерзости в отношении государства. Например, в XVII в. донские казаки отказалось "целовать крест" московскому царю, отписав, что "целованье на Дону не повелось", достаточно и того, что "ни к Турскому, ни к Крымскому, ни к Литовскому, ни к иному которому царю и королю служить не ходим, окроме вас, великих государей" [7, стр. 464—465].

В более поздние времена, в XIX в. правительствам как США так и России не удавалось полностью поставить под свой контроль заселение окраин – хотя бы и мирное. Вспомним американских скваттеров (самовольных захватчиков земли); аналогичное явление имело место и в российском порубежье.

Фронтир существует только по своим зыбким, неписанным законам, иначе это уже не фронтир. У него своя логика, свои правила. Как, перегретый газ нельзя описать по законам, верным для обычного газа, так и изучать фронтир надо по особым, фронтирным правилам.

 

Что думают по этому поводу?

Вспомним еще раз характерный "портрет" человека фронтира. Гордый вольный индивидуалист, авантюрист, легко идущий на риск принятия чего-либо нового, стихийный демократ. Такие качества как нельзя лучше подходили для жителей молодого государства США – и категорически противоречили устоям Российской империи. Отсюда и восприятие самого фронтира в каждой из стран.

Земля обетованная

Собственно говоря, вся Америка изначально воспринималась европейцами как место для реализации какой-либо мечты (то есть как фронтир). "Как состояние ума и как мечта Америка существовала задолго до того, как ее открыли ... С первыми сведениями о Новом Свете возникло ощущение, что эти мечты и стремления становятся фактом, географической реальностью, открывающей неограниченные возможности". [6, т.1, стр. 245 ]

Только что окунувшаяся в эпоху Просвещения Европа была полна самыми разнобразными идеями о новом обустройстве мира. И если в самой Европе для претворения этих идей в жизнь требовались революции, "нецивилизованная" Америка предстала в глазах европейцев "чистым листом" для творения. И они поехали за океан – творить.

В качестве иллюстрации к идее Америки как места для сотворения идеала чаще всего приводят пример пуритан-протестантов, обосновавшихся в колонии Массачусетского залива. Как следует из текстов пуританских проповедей, они считали себя избранными Господом для "строительства Града на Холме" (то есть демонстрации остальному миру образца праведной жизни).

Колония квакеров Пенсильвания была еще одним "Святым экспериментом"; колония Мэриленд задумывалась ее владельцем лордом Балтимором как "храм для гонимых английских католиков".

Мечты поселенцев Виргинии и Каролины были, в буквальном смысле, более приземленными: их интересовали благоприятные условия для земледелия. В их глазах неведомая земля представала настоящей "скатертью-самобранкой": "Глубокое отвращение ко всякой работе гонит людей в Северную Каролину, где изобильная природа и горячее солнце позволяют им бездельничать всю жизнь... В мягкую погоду они стоят, опершись на изгородь, окаймляющую кукурузное поле, мрачно раздумывая, не стоит ли немного разогреться с мотыгой в руках, но обычно находят предлог отложить это занятие до другого случая," – рассказывал один из первых американских писателей [6].

Джорджия, основанная в 1732 г., была попыткой осуществления филантропической утопии Дж. Оглторпа, и предназначалась для поселения "доведенных по причине несчастий или недостатка работы до крайности бедняков", правда, предварительно доказавших свое "трудолюбие и трезвенность". Быт будущих американцев был расписан буквально по мелочам, вплоть до указаний, сколько мыла и лампового масла следует выделять в год колонисту в зависимости от пола и возраста.

Впоследствии новая земля вновь и вновь воспринималась как место для осуществления очередной идеи. По сути, создание каждого нового штата было очередным творением идеала – как он представлялся его первым жителям. Каждый штат устанавливал свои собственные законы и порядки и даже образ жизни (как, например, мормонский штат Юта, одно время боровшийся за разрешение в нем многоженства; правда, официально новый штат был признан только после отказа от этой идеи).

Но самым грандиозным из воплощенных на американской земле проектов оказалось создание нового типа государства. По представлениям его отцов-основателей, небольшие размеры государства обеспечивают в нем демократию, большие – международную безопасность. Так были созданы Соединенные Штаты, сильный союз небольших демократических штатов, и новая форма государственного устройства – федерализм.

Гордость сопричастностью к великому делу самостоятельного конструирования судьбы целой нации – особое выражение патриотизма американского народа. По-хозяйски придя на новый континент, поселенцы Америки не только освоили землю – они "организовали" на ней новое государство по своему вкусу, отмахнувшись от метрополии. Штаты переполнены идеей "self-made", "сделавших себя самостоятельно", с момента собственного рождения. "Эмиграция и поселение были осуществлены за счет нашей собственной крови и состояния без помощи богатств или мощи Великобритании," – так гласил первый вариант Декларации независимости [3, стр. 37].

Американские пионеры выступали в собственных глазах не столько в роли первопроходцев, сколько в роли творцов-экспериментаторов. Переселяясь на новые земли, они брали на себя и ответственность за судьбу свою и занимаемой земли. Вольное приграничное население по собственной (!) инициативе формировало государственный аппарат новых штатов дабы "не жить в царстве ножа и револьвера" (как было сказано на одном из "учредительных" митингов в лагере золотодобытчиков в Кордильерах [26]). Будущие американцы пришли на новый континент как хозяева, и что важно, сами знали об этом.

Подобным установкам как нельзя соответствовал фронтир – с его свободой, индивидуализмом, равенством: идеалы нового государства совпали с реалиями фронтира. Так фронтир стал американским национальным символом.

Крамольная окраина

Те же самые понятия – свобода, индивидуализм, равенство – традиционно признавались в монархической России катастрофически опасными. Не даром радикально настроенные авторы (декабристы в своих поздних трудах, А.И. Герцен и др.) иногда обращались к Сибири как к прообразу нового общества и его возможной родине. [24].

Эта идея не оставляла умы вплоть до октябрьской революции, питая, в частности, идею сибирского областничества. "Некоторые области находятся в исключительных условиях, которые дают им надежду легче установить справедливые экономические отношения, чем в других областях, удрученных традициями... Сибирь принадлежит к числу этих счастливых областей. Ее молодое общество представляет открытое поле для реформ и законодательных экспериментов, которые могут быть произведены без ломки укоренившихся понятий, обычаев и привычек, потому что ломать нечего," – писал один из видных идеологов областничества сибиряк Г.Н. Потанин [13, стр. 99], за подобные идеи осужденный и отправленный из Сибири на каторгу в Европейскую часть страны.

Даже если фронтир не подымался против государства в открытую (как это было во время казачьих войн), их взаимодействие было чрезвычайно напряженным. Из былин известно, что первый русский "фронтирмен" Илья Муромец "отсидел" в княжеской темнице. Донским казакам слались опальные грамоты "с патриаршим отлучением от Церкви, за неисполнение Царских наказов жить в мире с азовцами". Легендарного ушедшего "воевать Сибирь" Ермака было приказано казнить за самовольный поход, и атаман был прощен только после того, как благополучно "поклонился царю Сибирью"[7]. Однако, если бы Ермак не погиб, он все равно был бы отстранен от руководства покоренной им Сибирью: к нему уже ехал воевода с известием: "Ермаку государь приказал быть Москве" [17, стр. 64]. Такая судьба постигла впоследствии Ерофея Хабарова, фактически завоевавшего для России Приамурье: он был отстранен от руководства "разгулявшимся" войском и увезен в столицу.

Взаимные трения между русским порубежьем и государством были несравненно сильнее, чем противоречия между фронтиром и формирующимся молодым государством в США (хотя и американский фронтир, как указывалось, был источником восстаний и более цивилизованной оппозиции). Отсюда и различия в образах фронтира и порубежья: порубежье представляется в русской культуре местом скорее трагическим, чем героическим.

"Разины, богатыри, которые в старину, в богатырские эпохи, делались основателями государств, тут гибли от государства" [18, стр. 360].

 

Россия: что вместо фронтира?

Также как реформирующаяся Европа, ценившая частную инициативу и генерировавшая идеи "естественного права", задавала свои координаты для восприятия Америки, российская действительность задавала свою систему координат для восприятия российской территории. Один из столпов российского сознания – централизация страны. Рассуждения российских авторов в большинстве случаев отталкиваются от центральной власти (самодержавия, "руки Москвы" и т.д.) – безотносительно к тому, осуждалась ли система или поддерживалась. Таков и специфический российский образ пространства – его можно было бы назвать "центростремительным".

"Центростремительное" отношение к пространству и колонизации имеет две ярко выраженных составляющих. На наш взгляд их можно было бы определить как взгляд на пространство с государственных позиций – взгляд "сверху", и взгляд его жителей, взгляд "снизу". Первый подход активен, второй – пассивен.

Единство в многообразии

Для произведений, созданных в "прогосударственном" духе, характерно подчеркивание внутреннего разнообразия страны. При этом прямо или косвенно указывается, что разнообразие служит как бы естественным препятствием для объединения, а его преодоление свидетельствует о силе государства:

"Не удивительно ли, как земли, разделенные вечными преградами Естества, неизмеримыми пустынями и лесами непроходимыми, хладными и жаркими климатами; как Астрахань и Лапландия, Сибирь и Бессарабия, могли составить одну Державу с Москвою? ...надобно только мыслить, чтобы с любопытством читать предания народа, который смелостью и мужеством снискал господство над седьмою частию мира, открыл страны... и просветил их Божественною Верою, без насилия, без злодейств, но единственно примером лучшего."[5, т.1, стр. 14-15].

Подобные представления становятся особенно популярными в периоды расцвета государственного могущества. Как заметил Г.П.Федотов, "В зените своей экспансии и славы, в век "Екатерининских орлов", Россия сознавала свою многоплеменность и гордилась ею. Державин пел "царевну киргиз-кайсацкие орды", а Пушкин, последний певец Империи, предсказывал, что имя его назовет "и ныне дикой тунгуз и друг степей калмык". Кому из поэтов после-пушкинской поры пришло бы в голову вспоминать о тунгузах и калмыках?" [21]. Образ "многообразия в едином" снова возвращается в советское время: "Ты по степи, ты по лесу, Ты к тропикам, ты к полюсу Легла родимая, необозримая, Несокрушимая моя" (А.Д'Актиль. "Марш энтузиастов". 1936 г.); "Встали, с русскими едины, Белорусы, латыши, Люди вольной Украины, И армяне, и грузины, Молдаване, чуваши - Все советские народы Против общего врага, Все, кому мила свобода и Россия дорога!" (С. Михалков. Быль для детей. [8]). Популярные советские песни словно перекликаются с горделивыми пушкинскими строками:

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

от потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет Русская земля?..

(Пушкин, "Клеветникам России" ) [14, стр. 500].

Акцент в таких произведениях делается, скорее не на собственно разнообразии, а на его единстве, а сама величина государственного пространства превозносится за возможность "растворить" внешние влияния:

Так высылайте ж нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России

Среди нечуждых им гробов."

[там же]

Другим аспектом "государственного" подхода к пространству является идея его колонизации во имя совершения цивилизаторской миссии (то есть опять-таки идея организации изначального разнообразия по единому образцу). Чего стоят, например, такие пассажи: "Пустыни и оазисы покрылись сетью железных дорог; открыты школы, библиотеки, банки, ученые учреждения и общества... возникла пресса (5 газет, из коих 1 на русском и 4 на туркменском языках), словом, на развалинах дряхлого мусульманства, царившего в течение ряда веков в Туркестане, расцветает новая, полная сил и жизни русская культура..." Или: "Сношения русских с Кавказским краем становятся более частыми и завершаются замирением Кавказа и присоединением его к России, после чего край вступает в новую эру мирного процветания и экономического развития" [10].

Такие представления о территории схожи с американскими. Та же активность, гордость обширностью:

Это твоя земля, это моя земля

От Калифорнии и до Нью-Йорка,

От секвой на западе и до Гольфстрима

Эта земля дана тебе и мне.

Не правда ли, чем не "Широка страна моя родная..."? Более того, девиз "Единство в многообразии" начертан на гербе США.

Идея цивилизаторской миссии также присуща Америке, причем едва ли не в большей степени, чем России. Она легко прослеживается в американской идеологии, начиная от пуритан, с их "Градом на Холме" – образцом для всего мира; до современной экспансии американской массовой культуры. "Даже Ч. Диккенс, известный своими симпатиями к беднякам Англии, говаривал об индейце: 'Я называю его дикарем, а дикарь - это тот, кого крайне желательно "цивилизовать" с лица земли'". [19, стр. 15].

И все же между общественным отношением к пространству в России и США существует значительное различие.

"... и тоска бесконечных равнин"

В отличие от России, в США нет мощной культурной традиции пассивного отношения к пространству. Государственно-активная позиция в отношении пространства в США – одновременно и массовая. В России – только официальная. На фоне официальной декларации внутреннего разнообразия России, ее граждане (особенно "просвещенные") ощущают гнетущее единообразие, щемящую "тоску бесконечных равнин" (С.Есенин). По известному выражению философа Н.А. Бердяева, душа русского человека "ушиблена ширью". Однако, виноваты в этом, похоже, не ширь и не загадочная русская душа.

"Благосостояние их деревни, полиция на их улице, участь их церкви и их прихода совершенно не волнует людей: они полагают, что все это принадлежит некоему могущественному чужеземцу, который зовется правительством ... Даже если их собственная безопасность подвергается угрозе... они складывают руки и ждут, когда вся страна целиком придет к ним на помощь". Эти слова были сказаны блистательным исследователем общественной жизни XVIII в. Алексисом де Токвилем в отношении тоталитарной Франции [20] – но сколько аналогичных рассуждений ведется сейчас об отсутствии "чувства хозяина" и т.п. у русского человека! Не оттого ли, что русская интеллигенция, не знающая реального местного самоуправления, по каждому поводу апеллирует ко всей государственной махине сразу?

В федеративном государстве забота о многих сторонах жизни человека, кроме обороны его от внешнего врага и т.п. глобальных проблем, "отдана на откуп" небольшой территориальной ячейке, где он живет (напомним, что многие законы в США сильно различаются от штата к штату). Судьба рядового гражданина зависит не столько от решений, принимаемых в далекой столице, сколько от событий, происходящих в непосредственной близости от него (в его штате, округе, квартале). Не случайно в США чрезвычайно развито сегрегированное расселение: оно соответствует популярным американским представлениям о том, что в бесконечно многообразной мозаике страны каждый гражданин может найти свою клеточку (пусть даже это бедный негритянский квартал, но это его квартал). Так и получается, что многообразие федеративной страны – многообразие для каждого.

Напротив, житель централизованного государства чаще всего сталкивается со всей его огромной монолитной мощью (вспомним знаменитое "Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз"). Человек слишком часто думает категориями не своего масштаба – категориями всего государства: "Простора так много, что маленькому человечку нет сил ориентироваться" (А.П. Чехов) [15, стр. 237]. И не потому ли, что пространство воспринимается оппозиционно настроенными авторами как вместилище неудовлетворяющего их государства, просторы России вместо американского оптимизма вызывают у них тоску?

Удивительно, как одна и те же территория, описываемая "прогосударственно"-мыслящими авторами как воплощение разнообразия, видится другим уныло-однообразными. Вспомним, например, вышеприведенное суждение о территории России Н.М. Карамзина – и вот что пишет о той же территории другой выдающийся русский историк – С.М. Соловьев:

"Перед нами обширная равнина: на огромном расстоянии от Белого моря до Черного и от Балтийского до Каспийского путешественник не встретит никаких сколько-нибудь значительных возвышений, не заметит резких переходов. Однообразие природных форм ослабляет областные привязанности, ведет народонаселение к однообразным занятиям ... одинаковые потребности указывают одинаковые средства к их удовлетворению – и равнина, как бы ни была обширна, как бы ни было вначале разноплеменно ее население, рано или поздно станет областью одного государства..." [18, стр. 159-160].

"Однообразно-равнинные" настроения преобладают, естественно, в не лучшие для государства периоды. Аналогичные идеи стали популярны в России и в наши дни.

Нарастает поток публикаций, отмечающих негативную роль необъятных просторов ("пространство – наш бич") и даже считающих их одной из причин отсталости России. И.А. Ильин пишет в этой связи: "Ни один народ в мире не имел такого бремени и такого задания, как русский народ..." [11, стр. 7]

 

Даже живя в условиях фронтира, мы продолжаем смотреть на него с "государственной позиции". Не пора ли России разобраться в своих взаимоотношениях с постоянным спутником – порубежьем; перестать пытаться подмять его под государственную машину и поискать пути мирного сосуществования.

Сейчас "в верхах" ведутся разговоры о необходимости формирования в России подлинного (а не только декларированного) федерализма, "воспитание" самостоятельности регионов. Опыт сношений с порубежьем может стать дополнительным аргументом в пользу такого решения.

Чем обширнее территория, тяготеющая к одному центру, тем остальное пространство обездоленнее и пустыннее в культурном и духовном отношениях. Единственное спасение окраин от опустошающего действия централизации заключается в учреждении областных дум с передачей им распоряжения местными финансами... В областях разовьются свои центры, способные соперничать с столицами. Культурное движение в областях получит независимость от государственного центра и будет развиваться в большем согласии с местными условиями", – таково требование фронтира [13, стр. 98].

Литература

1.Бурстин Д. Американцы. ТТ. 1—3. – М., 1993.

2.Герцен А.И. С того берега. // Сочинения. В 2 т. Т. 2.

3.Джефферсон Т. Автобиография. Заметки о штате Виргиния. – Л., 1990.

4.Замятин Д.Н. Историческая география России. Программа учебного курса. Рукопись. 1997.

5.Карамзин Н.М. История государства Российского. В 12 т.Тт. 1, 2, 5. – М., 1989—1993.

6.Литературная история США: т.1 и т.2. – М., 1955.

7.Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. Т.1. – М., 1993.

8.Михалков С.В. Стихи и сказки. – М., 1958

9.Никитин Н.И. Освоение Сибири в XVII в. М., 1990.

10.Окраины России. Ред. П.П. Семенов-Тян-Шанский. – СПб., 1900.

11.Пивоваров Ю.Л. Сжатие интенсивно используемого пространства. Перспективная концепция макрорегионального развития России. // "География", 1997, №24.

12.Поплавская И.А. Лицеисты пушкинского выпуска и Сибирь (к проблеме формирования сибирской культуры) // Американский и сибирский фронтир. "Американские исследования в Сибири", вып. 2. – Томск, 1997.

13.Потанин Г.Н. Областническая тенденция в Сибири. // Отечество. Краеведческий альманах. Вып. 6. – М., 1995.

14.Пушкин А.С. Сочинения. В 3 т. Т.1. – М., 1986. Разумова Н.Е. Сибирь и эволюция философских воззрений А.П. Чехова // Американский и сибирский фронтир. "Американские исследования в Сибири", вып. 2. – Томск, 1997.

15.Разумова Н.Е. Сибирь и эволюция философских воззрений А.П. Чехова // Американский и сибирский фронтир. "Американские исследования в Сибири", вып. 2. – Томск, 1997.

16.Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей. Ред. В.П. Семенова-Тян-Шанского. Т. 16: "Западная Сибирь" -- СПб., 1907 г.

17.Скрынников Р. Ермак Тимофеевич // Встречи с историей. – М., 1987.

18.Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. – М.,1989.

19.Стивенсон Д.К. Америка: народ и страна. – М.,1993.

20.Токвиль А. Демократия в Америке. М.,1995

21.Федотов Г.П. Судьба империй. // Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн. – М., 1993

22.Эйдельман Н.Я. 17 сентября 1773 г. // Из потаенной истории России XVIII-XIX веков. М., 1993.

23.America's frontier story. A documentary history of westward expansion. Ed. M. Ridge and R.A. Billington. – Huntington, N.Y., 1980.

24.Bassin M. Inventing Siberia: visions of the Russian East in the early nineteenth century. // The American Historical Review., vol. 96, n. 3, June 1991.

25.Billington R.A. America's frontier heritage. Albuquerque., 1991.

26.Billington R.A. Westward expansion. A history of the American Frontier. New York, 1982.

27.Turner F.J. The Frontier in American history. – New York., 1920.



[1] По некоторым данным, в 1582 г. [17]

[2] Особо отметим неверность широко распространенного представления о том, что в Сибирь ехали преимущественно по принуждению, а в Америку – добровольно. На территорию США первоначально направлялось и немало осужденных; ссылались английские бродяги, женщины легкого поведения и т.п. "контингент"; не говоря уж о завозе рабов из Африки. С другой стороны, был весьма значительным поток добровольных переселенцев в Сибирь. Так, например, из 30 тыс. крестьян, переселившихся в Сибирь между 1662 и 1709 гг., 28 тыс. были "новопришедшими по своей воле"; в 1895 г. самовольные переселенцы составили 78% всего потока переселенцев. [7]

[3] Правда, в порубежье было немало и чиновников, и солдат, и других государевых людей. Но на обширных редкозаселенных пространствах порубежья от них было легче скрыться, чем в сетях городов и поселков остальной территории: поди ищи ветра в поле. В крайнем случае, можно было откупиться, что сплошь и рядом и делалось: широко известна продажность старой сибирской администрации и западных шерифов.

[4] Будем понимать неустойчивость в физическом смысле: как неустойчивое равновесие ("когда после малого отклонения от положения P тело все более и более от него удаляется" – Большой энциклопедический словарь: В 2-х т. – Сов. Энциклопедия, 1991.)


Станиславский: Неожиданное партнерство

ЦЕНТР СОЦИАЛЬНОГО ПАРТНЕРСТВА, в помещении которого, благодаря гостеприимству его руководителя Ирины Григорьевны Леоновой проходят сейчас встречи ОДН, живет своей интереснейшей жизнью. Воспользовавшись приглашением Ирины Григорьевны, нам удалось одним глазком заглянуть в эту жизнь. Вот что увидели мы. Передаю слово Елене Фокиной, второму (или Главному) полюсу моего диполя (за разъяснением термина обращаться к В. Редюхину).

Дм. Реут.

* * *

Об искусстве надо говорить и писать просто, понятно.
Мудреные слова ... возбуждают мозг, а не сердце.
К. Станиславский

- Алена, Вы каждый раз так волнуетесь во время спектакля?

- Каждый! А во время спектакля о Есенине я даже в конце плачу! Столько раз смотрела этот спектакль, знаю наизусть, Я САМА ЕГО НАПИСАЛА! А в конце так жалко героя, что я, как глупая, плачу!

- А я-то думала, что только у зрителей на ваших спектаклях слезы на глаза наворачиваются! А, оказывается, у авторов – тоже…

Впрочем, после спектакля многие обнаруживают, что у них болят щеки от постоянных улыбок и смеха. Вот такое противоречие!

А диалог этот произошел в коридоре, можно сказать, за кулисами, пока шел спектакль "Больше, чем театр!". Алена тогда призналась, что никогда не знала мук творчества: дел так много, что на творчество остается совсем немного времени, поэтому стоит ей "дорваться" до компьютера, как мысли, стихи, проза, пьесы выливаются на экран непрерывным потоком. Ведь они с Ириной Егоровой и сценаристки, и режиссеры, и актрисы, и танцовщицы, и певицы, и даже бухгалтеры с продюссерами вместе взятые. А еще ведь надо искать помещение, придумывать музыкальное оформление, подбирать видеофрагменты! Вот уж как в поговорке: и швец, и жнец, и на дуде игрец!

Театр "Комедиантъ" не имеет постоянной площадки, и спектакль о Станиславском играется в Музее Общественных Инициатив Центра "Социальное партнерство". Как мечтал Константин Сергеевич, зрители одновременно являются и участниками спектакля. Например, им раздают музыкальные инструменты, и они участвуют в звуковом оформлении представления. Кроме того, действо плавно переходит в посиделки за чаем и пирожками с капустой (тоже по-Станиславски: "капустник" - это от него пошло), где с устроителями, артистами и режиссерами можно обсудить как спектакль, так и события, о которых он рассказывает. И то, что стоит за этими событиями. И формы выражения, избранные театром. Обсуждения обычно бывают бурными.

Хозяева вечера – Ирина Григорьевна Леонова и возглавляемый ею коллектив – поставили пред собой фантастическую по дерзости цель: найти формы воспитания поколения НРАВСТВЕННО ЧИСТЫХ политиков. Делать это, по их убеждению, нужно на примерах великих людей, внесших значительный вклад в нашу историю. Ни один участник-зритель не остается индифферентным. Каждому хочется поделиться мыслями и ощущениями: обстановка это позволяет. Все равны за "круглым столом". Как-то один из молодых посетителей не постеснялся признаться, что никогда раньше фамилии "Станиславский" не слышал. Потом добавил, что, зато теперь он ее никогда не забудет.

Действительно, трудно забыть историю семьи, где рос будущий Станиславский (тогда он был Костей Алексеевым): трогательная любовь родителей друг к другу распространялась на каждого из десятерых детей. Когда одна из дочерей влюбилась в немца-управляющего, вся семья стала учить немецкий язык и одеваться на европейский манер. Когда другая дочь полюбила велосипедиста, вся семья села на велосипеды. А когда сыновья увлеклись театром, семья стала давать любительские спектакли. И так история повторялась с каждым увлечением детей.

А сцена с Саввой Морозовым, взявшим на себя финансовое обеспечение театра! В награду он попросил… позволения работать осветителем сцены.

А эпизод, когда основатели театра обсуждают этические и моральные принципы будущего МХТ! Подумать только: этические! В ТЕАТРЕ! Почти так же невероятно, по нынешним временам, как в ПОЛИТИКЕ.

Да, после такого спектакля неинтересно смотреть "Фабрику звезд" или "Остаться в живых". Эти передачи "отдыхают", если выражаться языком современной молодежи, для которой и создавался спектакль. Создавался – да, но смотрят его с увлечением люди всех возрастов. Впрочем, этим свойством обладают и другие пьесы И. Егоровой и А. Чубаровой. Раз по административной "накладке" на детский спектакль Совет ветеранов привел свой типичный контингент, и все старушки влюбились в "Комедиантъ". В другой раз на "взрослый" спектакль в музее Маяковского учительница привела 12-летних детей. Труппа тихо ахнула… Режиссер вдоль стенки сползла на пол… И что же? Да то же самое! Как завороженные дети преданно шагали по коридорам музея (в этом спектакле зрителям приходится много ходить) за артистами, а ведь завладеть на два часа вниманием подростков – задача не из легких!

Здесь уместно сказать об экологии сценического действия в "Комедианте", о системе Станиславского в действии.

И зрители, и актеры ПРОЖИВАЮТ эти два часа не так, как "принято" в классическом театре. Зрители – потому что не сидят два часа на месте, вытянув шею в сторону сцены. Нет невидимой стены, отделяющей их от происходящего на сцене, да и сцены как таковой нет. Тот "квадратный метр", на котором в данный момент разворачивается действие, может оказаться (и неожиданно оказывается!) в любом месте данного помещения. Или – соседнего с ним. Плавный переход спектакля в чаепитие еще больше вовлекает присутствующих в живой поток творчества.

Артисты же, находясь в этом потоке, взрывным образом импровизируют (например, изображая вдруг вставшую на дыбы цирковую лошадь) или умело расслабляются, демонстрируя яркость и непосредственность исполнения. И, хотя тема жестко зафиксирована, а "тайминг" строг и непоколебим (слайды и фонограмма никого ждать не станут), свежесть игры такова, что почти чувствуется запах озона. Этот внутренний, непоказной поток энергии овладевает участниками, как невидимое течение внешне спокойной реки захватывает мелкие щепочки и опавшую листву вблизи берега. Так скрытый глубоко под землей поток притягивает лозоходцев. Наслаждение от игры передается от актеров зрителям, и это наслаждение хочется испытывать вечно. Какая уж тут усталость!

Это напоминает состояние после занятий классической хатха-йогой: вроде два часа все мышцы, связки и внутренние органы тянулись, скручивались и напрягались, а вместо усталости ощущается прилив сил.

Митя Майоров, исполняющий в спектакле "Больше, чем театр" сразу десяток ролей, поделился как-то своим взглядом на отсутствие напряжения в процессе игры:

- Расслабление в нашем деле – вещь необходимая! Я знал таких актеров, которые не расслаблялись перед выступлением, думали: "А, ладно, и так сойдет!" И что же? На сцене у них то голос задрожит, то уголок рта вдруг начнет предательски дергаться! Я вот выполняю асаны хатха-йоги при каждом удобном случае, даже в метро. А что вы думаете, я иногда специально что-нибудь роняю, чтобы нагнуться, растянуть позвоночник, а потом прогибаюсь назад, тоже вроде невзначай. Вот и расслабился!

Недаром артисты-сподвижники Константина Сергеевича имели хорошее здоровье и жили долго, играя на сцене до глубокой старости.

Так что спектакли "Комедианта" можно помимо прочего назвать еще и оздоровительными!

Выбор театра и спектакля для того чтобы взрастить граждански честных политиков – сознателен и верен, а "…сознательное и верное рождает правду..", как писал Станиславский.

Таким образом, в проекте И. Г. Леоновой тесно взаимодействуют две "верхушки": растущая (хочется верить) элита нашего общества и растущая верхушка театрального искусства.

Пусть да не помешает ничто их росту!


Немного о себе. Взгляд 60-летнего

ММК. Московский методологический кружок в лицах, Т.2. / Сост. М.С. Хромченко. М.: Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого", 2007. – 384 с. С.360-365.

Реут Дмитрий Васильевич (1947 г.р.)

Будучи выпускником МГТУ имени Баумана и защитив кандидатскую в промышленности, я попал в методологию случайно и не с парадного входа. Позвонил школьный приятель и сказал, что его пригласили в какое-то непонятное место, он толком не разобрал, а сам в этот вечер – занят. Не хочу ли сходить вместо него? И вот 06.02.1990 я оказался в аудитории ВПШ, где набралось еще человек 15. Это был запуск семинара А.В. Яновского и В.К. Епишина – бывших игротехников Г.П. Щедровицкого Позже к ним присоединился еще один игротехник со стажем – В.Н. Пантелеев. Споро сколоченная игротехническая команда "с марша" была брошена на заказные ОДИ. Первая из них – "Организационная структура и программы новой образовательной модели МИПКА[1]" – состоялась уже в апреле. Параллельно с коммерческими играми в июне того же года я любопытства ради заглянул в Школу культурной политики ("квартировавшую" в НИИ Культуры) и очаровался ею на долгие годы.

С Георгием Петровичем я впервые встретился в ноябре 90 г. на семинаре-совещании "Концепция долгосрочного прогнозирования социокультурного развития советского общества" в ИФАН, и это оказалось одним из сильнейших впечатлений жизни.

Роль ГП в становлении современного мышления удивительна и грандиозна. Сегодня мы не понимаем даже того, насколько она сокрыта от нас. Цель развития аппарата мышления, выдвинутая ГП, все более актуальна, поскольку окружающий мир становится все динамичнее. Его законы "плывут". Не то чтобы логика стала иной, просто мы доросли до понимания того, что живем в мире полилогичных систем.

В чем прав ГП: в жизни надо заниматься таким делом, чтобы в любой момент можно было взять "шмотки" под мышку, выйти в дверь и больше никогда ее не открывать. Но как выразился современный поэт, "я стучался, наконец, мне открыли, это была дверь наружу".

В чем ГП был прав тогда и не прав сегодня: что "одиночки" в мышлении не выживают. Это было верно во времена "пешеходной" методологии. Но сегодня (хотя и наступило время электронных коммуникаций) счет мыслящих вообще идет на единицы.

В настоящее время я преподаю управление проектами в МГТУ, оргпсихологию в ГУГН и Институте практической психологии и психоанализа, старший научный сотрудник НИИ общественного здоровья и управления здравоохранением Московской медицинской Академии им. Сеченова, сотрудничаю с PMSOFT и Школой IT-менеджмента АНХ. Пишу репортажи (обозреватель "Кентавра") с "семейных" игр П.Г. Щедровицкого, участвую в проекте кросс-интервью О.С. Анисимова с А.А. Зиновьевым, О.И. Генисаретским, В.М. Розиным и др. Координатор Московского сегмента сети консультантов по организационному развитию (ODN), редактор сайта www.odn2.ru (миссия: постнеклассический консалтинг). Хобби – классическая хатха-йога.

С начала 90-х началось и по сию пору продолжается одновременное проживание мной множества счастливых жизней в различных семинарах, консалтинговых проектах, ОДИ. Крупицы "сухого остатка" уместились на полутора страницах.

А дополнительные подробности можно найти на сайтах www.circle.ru (в разделе "персоналия"), www.ccru.ru, www.familyYoga.narod.ru.

 

А в заключение - "…несколько проверенных мыслей". (В. Набоков)

В старой аварской сказке встречается персонаж, голова у которого повернута назад. Не есть ли это прототип современных методологов? Мир меняется все стремительнее и ставит нас в ситуацию "архимедов", на песочные чертежи которых уже упала зловещая тень. Нужна методология реального времени.

Родившийся в утробе Советского Колосса коллективный субъект – носитель методологической традиции – сегодня рискует услышать сквозь шум времени (вслед за вопросом Громыко) еще два нелицеприятных вопроса:

– Почему методологи проиграли глобализацию?

– Почему методологи проиграли прокреационную[2] ситуацию?

Успеем ли мы ответить? Или хотя бы понять?

Мы оказались в точке бифуркации, сформированной трендами глобализации и прокреационного истощения Европы. Перенесение центра прокреационной ответственности с уровня семьи (что было характерно для традиционных культур) на уровень государства стоит странам Европейской культуры (в широком смысле, включая США и Израиль) в среднесрочной исторической перспективе места под солнцем. Они либо исчезнут, либо изобретут способ протезировать свою прокреационную функцию и вступят в интеграционную фазу мирового мета-цикла. "Время собирать камни". Для прокреации важен синтез, но не анализ, так же как для СМД методологии важна реализуемость, но не истинность.

Обнажилось прокреационное "дно" деятельностного подхода. Прокреационная составляющая фундирует всякую деятельность. Существует критическая мощность множества точек разрыва прокреационной деятельности, за которой стоит необратимая деградация коллективного субъекта – как России, так и объемлющей ее Европы. Демографическое оружие детских колясок мощнее танковых армий и флотилий подводных ракетоносцев.

Единственная точка стабильности – транскультурный инвариант Мысль-Слово-Дело, отраженный в оргдеятельностной схеме коллективной мыследеятельности.

Лемма миноритарных ресурсообладателей: индикаторами прохождения процессом глобализации точек бифуркации, разделяющих принципиально различные сценарии развития, могут служить градиенты распределения наличных легитимизированных в обществе ресурсов – как материальных, так и нематериальных[3]. В природно-социо-экономической действительности существуют ситуативные пороговые значения градиентов распределения ресурсов, превышение которых приводит к актуализации миноритарными ресурсообладателями ранее не востребованных ресурсов, каждый раз принципиально нового типа. Это порождает связанные с конвертацией указанных ресурсов культурно-социально-экономические процессы и явления, меняющие способ существования социума, понижающие степень устойчивости его развития, возможно, до критического значения. Таковы хакерство, социальные волнения, путчи, терроризм. В последнем случае новым ресурсом выступило принятие ценности смерти – массовое отрицание страха смерти рядовыми террористами-камикадзе.

Последней надеждой оседлать эмерджентность, порожденную европейским просветительским проектом, сместившим центр прокреационной ответственности, оказался постнеклассический (в смысле В.С. Степина) способ освоения мира. Внешний мир человека и внутренний рядополагаются.

Постнеклассический СМД подход будет включать деятельность как внешнюю, так и внутреннюю. Организованность постнеклассической деятельности есть постнеклассически понятый миф, функционирующий в пространстве интегрального мира. Оно включает внешний мир человека и его внутренний мир, состоящий из индивидуального сознания и личностного бессознательного. Единица культуры в ее стабильности – миф устойчивая самовоспроизводящаяся система в пространстве интегрального мира. Культура состоит из мифов как материя – из атомов. Отличие мифа от других сущностей интегрального мира – замкнутость траектории мифообразующего процесса. Миф – форма организации и механизм трансляции опыта взаимного употребления человека и социума. Облако мифов есть надстройка над животным, которая превращает его в человека. Образ жизни - процесс распределения человеком своих ресурсов (начиная с ресурса внимания) между тремя областями интегрального мира: внешним миром, индивидуальным сознанием и личностным бессознательным. Рисунок этого процесса определяется конкретным набором мифов, которым данный человек привержен. Постнеклассический мифодизайн - искомое средство протезирования прокреационной функции европейского социума, без него замены "медицины болезни" и "медицины здоровья" на прокреационную медицину будет недостаточно.

При анализе и синтезе полезно использовать принцип субъектно-парциального дуализма, состоящий в том, что управляемые и управляющие субъекты одновременно могут быть трактованы и как элементы (парциальные подсистемы, то есть, уровни или фрагменты уровней) единой иерархической, полиархической или существующей на иных основаниях целостной системы (социума). Без нарушения строгости рассуждений система может быть расчленена на фрагменты – стационарные и нестационарные управленческие ситуации – но только в том случае, если влияние отбрасываемых частей учитывается при задании внешних условий частных ситуаций, на которых концентрируется внимание исследователя. Демография должна быть включена в контур социального управления.

Коммуникация подобна Янусу: с одной стороны, она межличностна, с другой межсубъектна. Достичь некоторого подобия разделения ее ипостасей можно только in vitro. Системная целостность сего тандема, движущего культуры и цивилизации, зиждется на феномене телесности, ибо тело есть то "скудное имущество", каковое субъект и личность не в силах размежевать. На других уровнях обобщения телесность оказывается отправным пунктом манифестаций активности человека (всего лишь одним из аспектов которой является коммуникация) и "общим знаменателем" всякой деятельности как аспекта деятельности прокреационной.

Единица культурной изменчивости – акт креативности, понимаемый как элемент новизны в индивидуальном когнитивном горизонте.

 


[1] Московский институт повышения квалификации руководящих работников и специалистов химической промышленности.

[2] Прокреация - воспроизводство коллективного субъекта, а также то, что окружает, предшествует и способствует воспроизводству человека.

[3] Например, образования, интенсивности культурной жизни, напряженности поля массовых коммуникаций.


Стучать или не стучать: этический и правовой аспекты

(06 ноября 2009 г. в 14.50 по телеканалу "Столица" будет дискуссия на тему: - "Можно ли стучать на людей". Зная, что формат телевидения не позволяет в полной мере раскрыть тему, предлагаю ознакомиться со статьей).

"В каждой пятерке есть своя шестерка!"
(Гай Дефекатор)

Преамбула.

Противодействие экстремизму невозможно без активной гражданской позиции каждого гражданина. Формирование активной жизненной позиции во многом зависит от общественных стереотипов, укоренившихся в общественном сознании. Как показывают исследования, главная проблема связана с существенным напряжением, возникающим в результате неоднозначной, противоречивой этической оценки необходимости информирования/доносительства. С одной стороны, нужно найти какое-то объяснение необходимости информирования, с другой – существует убеждение в безнравственности самого факта доносительства, независимо от того, по каким основаниям и в какой ситуации оно было совершено.1 Центральное понятие, вокруг которого разгораются жесткие споры и дискуссии - это «стукачество», которое каждый раз появляется в коммуникации, когда речь заходит об обращениях граждан в государственные органы для информирования о нарушениях прав граждан и законов РФ.

Мнение простых людей2.

- Слово "стукач" носит негативный оттенок только там, где органы, призванные защищать народ, действуют против народа. Как было в СССР.

- Законы в государстве устроены для блага человека, и слежение за соблюдением этих законов дело не полицейских, а каждого гражданина. Каждый следит за порядком.

- Для того чтобы не бояться стукачей, надо поступать так чтобы тебя не в чем было обвинить. Если тебя несправедливо обвиняют - это клевета, лжесвидетельство и т.п. Это на совести обвинителя. Если же справедливо, то какая разница, откуда информация. Тайное всегда становится явным.

- Как обличить стукача? Стукач всегда действует корыстно т.к. представляемая им информация оплачивается или за ее предоставление он получает какие-то льготы или блага.

- Стучать можно и даже нужно. Пусть стучат те, кто хочет стучать. Почему так считаю: Стукачи есть источник информации. Без них сложнее добыть информацию, а иногда и просто невозможно.

- Я не буду презирать стукача, я его даже называть так не буду, чтоб не обижался.

- Я считаю, что слово "стукач" имеет отрицательный оттенок. А значит, он действует не во благо. Ассоциируется с завистливым человеком, который вместо того, чтобы заняться собой, тратит время на то, чтобы вредить окружающим. Но при этом мило улыбается тебе.

- Если человек "сливает" информацию кому-то (за деньги или бесплатно), то тут важно, то как будет использована эта информация в итоге.

- Желательно не отождествлять стукачей с гражданами, которые занимают гражданскую позицию и доводят до сведения государственных органов и СМИ информацию о нарушениях законов со стороны отдельных лиц или организаций.

- Проблема в том, что стукачи теряют доверие, а с этим и всякую дружбу. С другой стороны, бывает кто-нибудь замышляет серьёзное зло, и будет не правильно такого человека во время не застукачить. В остальных же случаях, думаю, стукачество - подлость.

- Главное в стукачестве - тайна авторства доноса. "Выстрел в спину".

Доносчик пишет свою бумагу, заранее зная, что ему гарантирована безопасность и тайна. Хотя бы от того, что ему не плюнут в лицо его же друзья.

- Что такое "стукачество"? Насколько я помню из истории, во все времена и во всех обществах были люди, которые собирали информацию о других людях в разных целях:

- показать свою ПРЕДАННОСТЬ другому лицу, принеся ему информацию, которая его интересует,

- СКОМПРОМЕТИРОВАТЬ человека, чтобы нанести ему ущерб,

- ПРЕДУПРЕДИТЬ об опасности,

- получить УДОВОЛЬСТВИЕ от одной только мысли о нанесенном ущербе другому,

- ЗАРАБОТАТЬ на информации.

- Стукач - это человек, который собирает информацию для манипулирования и очернения своих коллег. Такой человек заслуживает того, чтобы назвать его подлецом.3

Экскурс в историю «стукачества», как социального явления.

Как показывают многочисленные дискуссии - стукачи (англ. informer), сексоты (секретные сотрудники), доносчики, информаторы, свидетели, неравнодушные к нарушениям порядка граждане – все смешалось в сознании современного россиянина.

Термин "стукач" возник в русском языке как обозначение информаторов органов безопасности репрессивных режимов. Многими людьми стукачество ассоциируется со сбором информации для правоохранительных органов, с целью задержать правонарушителей либо предотвратить готовящееся преступление. Вероятнее всего, стукач как термин еще долго будет в общественном сознании отождествляться с лицами, которые доводят информацию до определенных органов

Стукачество, как социальное явление чисто русское понятие. Каждый исторический период в нашей стране порождал определенный тип стукачей.

Зловеще-драматические истории доносов, жалоб и доносчиков на Руси связаны с временами правления Ивана Грозного. И доносчикам и их жертвам рвали ноздри, обрезали языки, рубили головы, подымали на дыбы. СТРАХ вынуждал людей доносить друг на друга, тем самым спасая себе жизнь и жизнь своей семьи.

В Дореволюционной России стукачами и сексотами называли лиц, которые тайно добывали информацию о подозрительных лицах, могущих нанести ущерб царской власти и передавали их в полицию. Обычно в стукачи вербовались лица, репутация которых была уже подмочена и которые находились под пристальным оком полиции. СТРАХ перед наказанием был тем стимулом, который вынуждал соглашаться на роль стукача.

В Советском союзе «стукачами» называли людей, которые тайно доносили информацию о жизни людей партийным органам и органам государственной. Стукачи поддерживали тотальный контроль государства за личной жизнью граждан.

В сталинский период правления стукачи подбирались из людей, находящихся в СТРАХЕ за свою жизнь и за жизнь своих родных и близких. Действовал негласный принцип: «Кто быстрее донесет: если не ты, то на тебя донесут». Миллионы граждан были посажены в тюрьмы, сосланы в Гулаги, сосланы в ссылки и расстреляны благодаря стукачам. Люди боялись друг друга и каждый стучал друг на друга. Были сильные личности, которых государственный механизм всеобщего стукачества не "подмял" под себя. На территории бывшего СССР, почти каждая семья пострадала от стукачей, доносчиков и информаторов. Стукачество расцвело на государственном уровне во время культа личности.4

Послесталинский (Хрущевский, брежневский), период породил другой тип стукачей. Это были люди, спасающие потерять работу и привилегии, у них был СТРАХ перед потерей социальных благ. Стукачи подбирались из общественников и карьеристов, которые доносили на других лиц за определенные блага: повышение по служебной лестнице, поездка за границу. Например, стукачи сопровождали группу лиц за границу и следили за их поведением. А потом должны были писать подробный отчет КТО и ЧТО делал. Часть стукачей стремились к тому, чтобы сделать достоянием гласности факты, которые однозначно навредили бы начальнику, и освободили бы стукачу место под солнцем. Стучать означало закладывать, причем именно с целью дискредитации. Стукачество неразрывно связано с завистью5. Стукачи были в каждом коллективе, они собирали информацию для руководства, в основном порочащую, то есть компромат, который нужен в основном для более эффективного манипулирования сотрудником

В горбачевский и ельцинский периоды (периоды гласности и демократии) тайные стукачи потеряли интерес у властей. В моде стала гласность и демократия. Скрытые и тайные стукачи стали невостребованными, востребованными оказались ярые противники тоталитарного режима. Наиболее прочно роль стукача укоренена в тюрьмах. До сих пор в каждой тюрьме есть стукачи, выполняющие роль информирования о внутренней жизни заключенных.

Таким образом, можно сказать, что стукачество в нашей стране, как социальное явление рождено советской властью, тоталитарным контролем государства за личной жизнью граждан и опиралось на СТРАХИ, принуждая граждан, доносить друг на друга.

В то же время любой режим пытается себя обезопасить и нуждается в информации о заведомо опасных действиях граждан. Называть всех граждан, которые обеспечивают эту безопасность, "стукачами" - явная подмена.

Как квалифицировать действия так называемых «стукачей»?

На вопрос, является ли стукачество полезным или вредным для общества, мнения респондентов разделились приблизительно поровну: одни считают стукачей полезными членами общества, другие с этим не согласны6.

Можно перечислить позиции (роли), которые добывают и передают информацию властям: стукач, информатор, доносчик, разведчик, свидетель, сексот, гражданин, неравнодушный к нарушению законов и общественного порядка. Общественное мнение относит стукачество к отрицательному, негативному и социально-разрушительному явлению, одновременно включая с эту категорию стукачей, сексотов и доносчиков. Главный аргумент такого отношения – это умысел, направленный на то, чтобы нанести ущерб другому человеку, навредить ему, унизить, оскорбить, распространить клевету, растоптать честь, опорочить честное имя, распустить сплетни, подорвать к нему авторитет и т.д.

К положительному и важному для общественного порядка респонденты отнести информацию свидетелей, граждан неравнодушных к нарушению законов и разведчиков. Умысел этих лиц заключается в том, в том, чтобы помочь властям навести порядок в обществе, донести до граждан информацию о любой опасности, которая им грозит, обезопасить свою улицу, свой дом от нарушителей общественного порядка, способствовать борьбе с коррупцией и взятками.

И все-таки, по каким критериям мы можем отнести действия человека к той или иной категории граждан, как квалифицировать действие лица, которое доводит информацию до определенного органа, сообщая информацию о действиях других лиц и организаций?

Уголовно-правовая наука исходит из того, что человек несёт полную ответственность за свои поступки только при условии, что он совершил их, обладая полной свободой воли, понимаемой как способность принимать решения со знанием дела. Эта способность включает отражательно-познавательный и преобразовательно-волевой элементы, которые воплощены в уголовной категории вменяемости, являющейся предпосылкой вины, ибо виновным может признаваться только вменяемое лицо, т.е. способное отдавать отчёт своим действиям и руководить ими. То есть, к основному критерию оценки информатора можно отнести УМЫСЕЛ, который в рамках уголовного кодекса подразделяется на прямой и косвенный7.

Умысел в информировании – сложно выявить, в отличие от конкретных преступных действий. Исключение составляет ложное информирование о террористических действиях.

Поэтому, желательно не отождествлять стукачей, лиц, находящихся в СТРАХЕ, со свободными гражданами, которые занимают гражданскую позицию и доводят до сведения государственных органов и СМИ информацию о нарушениях законов со стороны отдельных лиц или организаций. Можно сказать, что «стукачество» не имеет ничего общего с правом гражданина, закрепленным в конституции РФ (Ст. 29). – «Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом».8 В Федеральном законе «О порядке рассмотрения обращений граждан РФ» нет термина "Стукачество", есть термины: обращение гражданина, предложение, заявление, жалоба (Ст. 4). Каждый гражданин имеет право на обращение. (Ст. 2).9

Однако любое обращение и информация может быть по-разному воспринята и оценена в разных системах координат (моделях) общества.

Идеальная модель общества и роль граждан в информировании государственных органов.

В оценке деятельности лиц, которые доводят (или НЕ доводят) до сведения определенных органов информацию о других граждан, нарушающих законы, большое значение имеет общественное устройство, представленное в науках в идеальных моделях «закрытого» или «открытого» обществ.

В закрытом обществе (диктатура или олигархия, тоталитарное государство), где приоритетом стоят права членов отдельных кланов - права узкого круга политической элиты. С точки зрения большинства населения деятельность стукача (впрочем, как и деятельность полиции, и любых других госслужащих) будет носить негативный характер, и эта оценка будет отражать степень противостояния между народом страны и аппаратом власти. Для такой власти стукачество будет провозглашаться как общественно-значимая деятельность, замаскированная под «гражданской» позицией. Однако любая информация от граждан будет восприниматься только с точки зрения подавления оппозиции и ограничения степени свободы граждан, в интересах правящей элиты.

В открытом обществе (демократическом), в котором социальные институты - "плоть от плоти" народа, а цели и задачи государственных институтов в целом соответствуют чаяниям народа, действия лиц, информировавших о разных противозаконных нарушениях, большинством людей будет оцениваться положительно. Недовольным будет лишь антиобщественное меньшинство, сосредоточенное в разных ветвях власти – преступники, взяточники и коррупционеры.

Таким образом, противодействие экстремизму, формирование активной гражданской и жизненной позиции невозможно без разрушения устоявшихся общественных стереотипов, укоренившихся в общественном сознании в советский период времени.

5 ноября 2009 г.

Подготовлено по просьбе Д. Реута – Общественного координатора Московский сегмент сети консультантов по организационному развитию.


[1] Балакирев В. Стукачество или информирование? PR-Диалог, 30.06.2004

[2] http://professionali.ru/Topic/17420992 Группа «Идеи собственного бизнеса» на сайте Профессионал. Ру; http://www.evangelie.ru/forum/t15739.html; http://forum.rabota.ru/?area=v3_forumMessageList&tid=640511&id=1076841.

[4] Салтуп Г. "Стукачество в искусстве и жизни» Эссе. http://www.pereplet.ru/text/saltup05aug09.html

Шапинов В. Джордж Оруэлл: стукачество, плагиат, социальный заказ. http://marx.org.ua.

[5] Лимонов Э. «Стукачество как идеология». Советская Россия. 1991. 3 августа. http://www.nbp-info.ru/new/lib/lim_iv/sssr07.html

[6] Эрик Снарский О стукачестве http://www.jamajo.lv/sshow.php3?titl=Stuk&lang=R&token=0&inc=inc/stuk.html

[7] Ст. 25 УК РФ 1996 г..

[8] Конституция РФ 1993г.

[9] Федеральный закон о порядке рассмотрения обращений граждан РФ. Принят Государственной Думой 21 апреля 2006 г. Одобрен Советом Федерации 26 апреля 2006 г.


http://maloizvestnye-mfo.ru/